Либа, симпатичная барышня, шестнадцати лет от роду, сидела на лавочке, перед своим домом, и наблюдала за братом, который колол дрова. Она знала, что скоро брату надоест, и он позовёт на помощь своего закадычного дружка Нисанеля, которого все домашние называли по простому, Сань.
Сань семнадцатилетним подростком приехал в Белую Церковь на заработки, но из-за вздорного нрава на работу его особо не брали, и поэтому основной доход, последние пару лет, парню приносила именно рубка дров. Собственно он и должен был рубить эти самые дрова, с которыми безуспешно сражался Герш, потому что в семье Каганов Сань Гофман жил скорее из милости, а не в качестве полноправного жильца. Именно поэтому он был обязан выполнять всю домашнюю работу. Но сегодня, папа, отставной солдат нрава весьма крутого, решил наказать старшего сына, который вместо того, чтобы помогать отцу или хотя бы нормально учиться в хедере, все больше сидел на крыше дома и смотрел куда-то вдаль. Cапожником Герш был весьма неплохим. Другое дело, что вместо нормальной обуви, которая бы походила для штетла, он порывался шить модели, которые видел в городе на богачах. В итоге он только портил хорошую кожу, потому что легкая обувь в Белой церкви была никому не нужна. Вот и вчера он сшил очередную пару, которую ну никак нельзя было представить на ком то местном, чем очередной раз вывел отца из себя, и тот ему заявил, что если Герш такой болван, то пусть тогда делает всю грязную работу по дому, а он возьмет себе в ученики Саня. Тот с радостью согласился, и побежал в мастерскую, а Герш начал рубить дрова. К счастью, сразу после скандала, отец уехал на пару дней в Сквиру, так что два друга могли с радостью поменяться местами. Так они и сделали. За каких-то два часа Сань закончил рубить вязанку, с которой полутра безуспешно боролся Гирш и стал абсолютно свободен. Он выпросил у друга те самые туфельки, которые так взбесили его хозяина, и попросил Либу их примерить. Очень его интересовало, как эта удивительная конструкция смотрится на женской ножке. Для того, чтобы избежать любопытных глаз, Сань и Либа закрылись в сапожной мастерской. К сожалению, именно в тот момент, когда Сань пытался примерить Либе туфельку, в мастерскую вломилось полштетла. Причем во главе с хозяином мастерской, который по дороге в Сквиру встретил местного полицмейстера и еще пару человек из местной думы, и они, прослышав о конфликте поколений, связанном с производством обуви, упросили старого Кагана вернуться домой, и эту самую обувь им показать.
Свадьбу сыграли месяц спустя. Только дождались, чтобы у Саня ребра срослись да синяки были не так заметны. Ровно через 9 месяцев у них родился мальчик. Но атмосфера в доме была не очень подходящая для воспитания маленького ребенка. Тесть никак не мог простить Саню скоропалительной женитьбы. В доме было еще полно дочерей и на них посматривали косо из-за этой истории. И в конце концов Михель придумал хитрый план по избавлению от зятя. Связи с белоцерковским рекрутским присутствием этому плану весьма способствовали.
В свое время, Сань был прислан в Белую Церковь матерью, которая хотела уберечь его от армии. И отослала его подальше от места прописки, к старому другу его покойного отца. Собственно именно благодаря этой памяти, вбешенный Каган не убил Саня на том самом месте, на котором обнаружил голую ногу своей любимой дочери в его руках. Он год терпел, но больше не мог. Ненависть разъедала его душу и рисовала планы мести. Михаль принял решение и пошел к своему старому армейском у товарищу с доносом о том, где именно можно найти уклоняющегося от службы в армии Нисанеля Хаим-Симховича Гофмана, мещанина города Новофастова. Буквально через пару дней за Санем пришли, а когда стало ясно, что служить его отправляют в далекую Азию, он уговорил парня дать его дочери развод. Дескать, всякие ситуации на службе бывают, зачем оставлять молодую девушку в статусе агуны. Ситуация была достаточно рядовая и никто не догадался, какой замысел на самом деле зрел в голове мстительного отца.
Буквально через пару месяцев, настоящие документы Саня пропали, и он удивительным образом из Сани Гофмана, мещанина города Новофастова, призванного в 1884 году из города Сквира, превратился в Беньямина Гриншпуна, призванного в 1885 году из города Каменца. А хитроумный Каган получил на руки уведомление, что Сань Гофман больше не числится в рядах своего батальона. Либа поплакала пару месяцев и вышла замуж за недавно овдовевшего Михеля Альтера, которого она знала с детства, и дочь которого была всего на год старше ее сына.
Сань
Сань не сильно опечалился, когда его забрали в армию. Не то, чтобы ему поднадоела молодая жена, но ребёнок забирал все её время, а тесть каждую секунду попрекал его неравным браком и заставлял работать куда больше, чем раньше. А вокруг было столько всего интересного. Особенно вне еврейского кагала. Ведь быть добропорядочным евреем невыносимо скучно. Что это за жизнь вообще? За две тысячи лет эти люди ничего не поменяли в своих привычках. Все так же надо просыпаться на рассвете, мыть руки, читать молитву, работать потом целый день, отвлекаясь только на очередную молитву и обед. Вечером, смертельно уставший, ты приползаешь домой, а там жена, куча детей и тесть. И все орут. Всю субботу ты должен быть в синагоге, иначе что ты за еврей ?
И так изо дня в день, из года в год. А ведь на дворе уже конец 19 века между прочим. Ветер перемен уже не просто дует, а ревет. А у простого еврея нет никакой возможности вырваться за пределы общины. Кроме армии. Так что Сань был рад, что так получилось. К тому же тесть ему и денег отсыпал, чтоб развод дочери спокойно дал и в Белой церкви больше никогда не появлялся. А это условие наводило предприимчивого парня на мысль о том, когда полученные деньги закончатся, можно будет потребовать у старика ещё. Испугается Михель гнева любимой дочери, не простит она старику этой интриги, точно не простит.
Единственное на что Сань не рассчитывал, так это на то, что их афера с Гриншпуном раскроется, ещё и с такими трагичными результатами. А ведь так все хорошо начиналось.
Тесть договорился с каким то старым товарищем, что Сань из армии сбежит, а потом за деньги ( весьма немалые) поступит туда же, но под другим именем. А за это Гофману перепало ещё 300 рублей. Ну и что, что теперь он служил под фамилией Гриншпун? Все равно сирота, никому не интересно как его зовут на самом деле. И три года все было прекрасно, но старик Гриншпун тоже имел врагов. И один из них таки написал на него донос. Дескать сын его Бинюмин, не смотря на то, что вытащил номер, при котором шли в армию, никуда не пошёл, а сидит дома при отце. Воинское присутствие подняло бумаги и увидело, что Бинюмин Гриншпун успешно призван в армию в 1885 году и уже три года служит в третьем туркменистантском
Полку. Скандал был – на всю армию.
А кто крайним остался? Конечно он, Нисанель Гофман, он же Бенюмин Гриншпун. Заковали его в кандалы и в Сибирь отправили. Ладно бы только это, где наша не пропадала. Так ещё и судебных издержек 150 рублей назначили. А где их взять, если потратился уже дочиста? На суде сказали, что будут разыскивать имущество. А ему то что? Пусть ищут. Откуда имущество у сироты? А в Сибири тоже люди живут.
Фроим
Фроиму Гойхману приходилось нелегко. Во-первых, его фамилию перевирали все кому не лень. Несмотря на то, что по метрике он был Эфраимом Саневичем Гофманом, в посемейных списках он фигурировал как Гойхман, в хедере он был зарегистрирован как Гохман и все эти видоизменения в слове из шести русских букв его сильно раздражали. Во вторых ему с десятилетнего возраста приходилось работать, потому что родственнички переживали, что если позволить ему только учиться, он превратится в такого же лодыря и буяна, как его папаша. И неважно, что папашу он вообще не помнил, так как тот погиб во время службы в армии, когда Фроиму не исполнилось еще и года. Впрочем, возраст у еврейских мальчиков понятие относительное. Родился он в самом конце 1883 года, прямо посредине Хануки. Но все в тех же посемейных списках было указано, что он родился в 1882, и из этого выходило, что мама Либа родила его в шестнадцать лет, что смешно и неправда. Но кого вообще в этом городе правда интересует?
После училища он ходил на работу в мануфактурную лавку, куда его взяли за красивую внешность и умение читать и писать по-русски. А говорить по-русски он вообще мог бесконечно и без малейшего акцента. Мама твердила, что способности к языкам ему передались от отца. Точно так же как нежелание работать руками. Дед поначалу пытался приспособить внука к сапожному мастерству, но успеха особого не добился. То есть какие-то подготовительные работы Фроим мог делать, да и обувь простую сшить тоже мог. Но не нравилось ему это дело. Потом дядя пытался приспособить его в портные, но тоже неудачно. И уже было оставили мальчика в покое с попытками приспособить его к полезной работе и даже разрешили учиться дальше, как случилось неожиданное. Он пошел с матерью на базар, помочь ей с корзинками. Она продавала хлеб. Утром, полные корзинки на базар таскать было тяжело. Особенно на последнем месяце беременности. В семье ждали очередное пополнение. Фроим точно знал, что на него младенца не повесят, так как кроме него в семье было еще три девочки, и честно выполнял доступную ему мужскую работу. Домой идти не хотелось, он решил остаться с матерью и начал зазывать народ, расхваливая принесенный им товар. Это услышала владелица мануфактурной лавки Мерейнис, которая давно искала себе работника. Долго не думая, она предложила мальчику зазывать народ к ней. Купчиха первой гильдии по рождению, и ставшая купчихой второй гильдии из-за неудачного брака, смогла,наконец, выцарапать свое имущество из цепких рук окружного суда, где товар находился со времен банкротства ее мужа, и теперь жаждала его поскорей распродать, чтобы покрыть убытки от простоя. Благо товар был непортящийся и за время ареста даже успел подняться в цене. Мать для порядка спросила у Фроима или он согласен перейти на работу к госпоже Мерейнис, но всем было ясно, что выбора у мальчика нет. Поэтому на следующий же день он вышел на работу в лавку. Через некоторое время довольная Фроимом хозяйка отослала его к своему брату в Киев. Но закрепиться в Киеве не удалось, и Фроим был вынужден вернуться в Белую Церковь, причем вернулся он туда не сам, а с беременной женой.
Сказать, что отчим кричал, это ничего не сказать. Он практически оглушил Фроима своими воплями о том, что мало того, что один дармоед вернулся, так еще и пузатую нахлебницу с собой притащил. Такой же гулящий, как и его папаша. Вместо того чтобы работать спокойно и содержать вырастившего его отчима, он неизвестно зачем женился и без копейки денег приперся к отчиму в дом. Во время попыток вытолкать молодую пару на улицу, вернулась с базара мать, которая быстро утихомирила своего супруга напоминанием о том, что они живут в доме, принадлежащем ее отцу, а не наоборот, и постоянная работа тоже есть только у нее. А если кто то и сидит на шее, так это его дочь, девица двадцати лет, которая все никак или замуж не выйдет или работы толковой не найдет, потому что полгорода уже знает, что руки у Малки Альтер не из того места выросли. Зато все остальное у девицы вполне себе выросло, глазки богатым хозяевам она строить научилась. И кому, спрашивается, в приличном доме такое счастье надо?
Семейный скандал набирал обороты. На крики выползло все подворье, включая деда, который быстро всех утихомирил, забрав внука с женой на свою половину дома. Но поскольку на его половине и так проживало 15 человек, больше чем пол-угла для молодой семьи не нашлось. А когда родилась девочка, ситуация с жильем стала совсем печальной.
Тогда Либа позвала сына с невесткой к себе и предложила им уехать в Америку, куда за пару лет до описываемых событий отправился один из ее кузенов. Оказывается она уже с ним списалась, и даже обещала помочь с деньгами на дорогу и на выправление документов. Шутка ли, за один паспорт надо десять рублей отдать. Молодые, конечно, согласились с маминым планом. Сами подумывали о переезде еще со дня свадьбы, но денег на дорогу у них не было. Так что можно сказать, что в конечном итоге им с родственниками повезло. Тем более , что и дед, весьма неожиданно для Фроима, выдал ему целых двести рублей и дал письмо к какому то бывшему сослуживцу, который пообещал устроить внука на работу.
Либа
Либа осталась одна. То есть как одна. Она все еще была замужем, но отношений между ней и Михелем уже не было давно. Не раз и не два пожалела Либа, что вышла за него замуж. Она бы и не выходила, да отец настоял. Кто же тогда знал, что умница и на все руки мастер Михель Альтер, не сдав ремесленный экзамен, не сможет устроиться никуда на постоянную работу и начнет спиваться. Еврей – алкоголик, это же надо. Первые пару лет ничто не предвещало подобного развития событий. Либа с Альтером жили душа в душу, у них рождались дети, но умирали вскоре после рождения. Альтеру не сильно нравилось, что его сыновья умирают во младенчестве, а сын Гофмана растет себе и растет. И мало того что растет, начинает с каждым годом все больше и больше походить на отца. Не раз замечал Михель, как Либа, бросив очередной взгляд на сына, погружалась в глубокую задумчивость и было понятно, что отнюдь не законный супруг занимает ее мысли. А тут еще и с работой постоянные неудачи. Как от такой жизни не запить? Но Либу страдания ее супруга не беспокоили. В этом она походила на своего папеньку, его тоже мало заботили чужие страдания, и он вот уже 50 лет руководил своим многочисленным семейством по своему разумению, и ни с кем не считался. Все члены семьи боялись старика Кагана. Все, кроме Либы.
Либу он обожал и был опечален тем, как сложилась ее судьба. Особенно если учесть, что он сам приложил немалую толику усилий в устройстве этой самой судьбы. Каган был по прежнему уверен, что Сань ничего хорошего из себя не представлял. Тем более, что до него дошли слухи об его поведении в армии. И если бы он остался в Белой Церкви не факт, что Либа была бы с ним счастлива, но брак с соседом тоже ни к чему хорошему не привел. Это печалило заботливого отца. Он все чаще подумывал рассказать Либе правду о том, что ее первый муж на самом деле жив. Но Либа, не дожидаясь откровений отца, решила вопрос с порядком надоевшим ей супругом по своему, и когда тот очередной раз пытался пьяным заползти в дом, просто не пустила его на порог. Преступницей она себя при этом отнюдь не чувствовала. На дворе стояло лето, а через пару строений от ее дома жило три мужниных брата. И жили они в их общем наследственном доме. Так что на улице он не остался. Падчерице было предложено убираться или замуж или вслед за папашей, и Малка благоразумно выбрала первый вариант. Благо выбор у нее имелся. В городе было полно идиотов, которые хотели себе в жены красивую девушку. Вопрос умеет ли она делать хоть что-то по дому, их особо не волновал. Другое дело младшая дочь – Рейзеле. Умница, мамина помощница. С детских лет она помогала Либе по дому. Хлеб, который Либа продавала на базаре, они выпекали вдвоем. А как девочка готовила – пальчики оближешь. Слава о ее кулинарных способностях давно вышла за пределы еврейского района, и многие богатые нееврейские семьи умоляли ее перейти к ним на службу. Девушка поначалу всем отказывала. Она не понимала, что такого люди находят в ее стряпне. Но в конце концов согласилась на предложение киевской купчихи Вайнтроб, и вместе с ее любимой внучкой, Беллой Мерейнис, переехала сначала в Киев, а через пару лет, когда Белла на курорте познакомилась с московским доктором и вышла за него замуж, переехала с ними в Москву. Либа же, получив в конце концов гет от мужа алкоголика, осталась на своей половине дома одна. Теперь ее снова звали Либа Гофман, ей было всего 40 лет и она была счастлива. Она по-прежнему продавала на базаре хлеб, ни от кого не зависела, а если ей вдруг становилось скучно, она всегда могла пойти на половину брата. В его огромной семье, где росло 10 детей погодков, всегда было чем себя занять. Родители умерли, Фроим и Рейзеле регулярно слали письма и фотокарточки. Сын, ее золотой мальчик, в Америке родил еще пару детей, и настойчиво звал мать к себе. И даже порывался выслать деньги на билеты, но тут началась война, и возможность выехать в Америку исчезла. Ситуация ухудшалась с каждым днем. Белая Церковь была заполнена беженцами, цены росли. А потом начались погромы.
Власть сменялась с частотой калейдоскопа. Но кто-бы не приходил в город, начинал этот кто-то всегда с одно и того же. С еврейских погромов. До 1919 это были единичные случаи. Город громили, требовали денежных контрибуций, но никого особо не убивали. Но летом 1919 все изменилось. Сначала пришли петлюровцы, перетрусили весь дом, конфисковали все запасы спиртного, изнасиловали двух племянниц. Даже на нее покушались, несмотря на почтенный возраст, но все-таки передумали. Просто распотрошили подушки по всей хате и ушли. После петлюровцев пришла банда Зеленого. Эти, начатый петлюровцами погром превратили в форменную резню. Брата с невесткой убили. Двух старших сыновей тоже – они пытались защитить сестер. Сестрам их защита скорее навредила, потому что разозленные неожиданным сопротивлением бандиты, вместо изнасилования, вытащили их во двор и развлечения ради, принялись рубить на части. Самую красивую сестру забрали с собой. Для того чтобы она не могла убежать, ей перерезали сухожилия на ногах. К счастью, долго мучиться ей не пришлось. Через три дня, Зеленым пришлось отбиваться от Добровольческой армии, они отступили из города, а ее перед отступлением пристрелили. Деникин никак не облегчил существования еврейской общины, скорее наоборот. Его войска сожгли Либин дом, и из всей большой семьи у Либы остался только один мальчик. Сын ее двоюродного брата. И тогда она написала сыну письмо, в котором она просила приехать и спасти ее. Ах, если бы она знала, к чему приведет ее просьба. Она бы отрезала себе обе руки и забыла о существовании у нее сына. Но сделанного не воротишь. Письмо было отослано и два месяца спустя, ее дорогой мальчик появился на пороге дома, в котором Либа снимала угол.
Фроим
Жизнь в Америке не была похожа на сахар. Но все было гораздо понятней. Фроим, присмотревшись к американской действительности, понял, что от Российской империи она по сути мало отличается и переименовался во Френка Хофмана. Старый товарищ деда таки помог ему с работой и новоиспеченный американец строил успешную карьеру. Рождались дети, все было прекрасно, но матери рядом не хватало.Он получил гражданство девять лет спустя приезда в Америку и уже был готов вызвать мать к себе. Она даже согласилась, но вдруг началась первая мировая война. Покинуть Российскую империю стало невозможно. Да и письма не очень доходили.Те письма, которые доходили, были полны оптимизма. Мама рассказывала о своем житье-бытье, о том, что ей пишет Рейзеле из Москвы. В них все было хорошо, в этих письмах. А потом письма прекратились. А два года спустя Фроим получил телеграмму, в которой было ровно три слова. – Забери меня отсюда.
Первые пару дней он был в шоке. Он не мог представить, что должно было произойти, чтобы его терпеливая и спокойная мама прислала ему такую телеграмму. Он начал интересоваться вопросом и обнаружил, что даже Нью – Йоркские газеты полны рассказов о еврейских погромах в Белой Церкви. Они даже перепечатывали списки погибших. В одном из списков Фроим обнаружил всю семью своего дяди и подал прошение о загранпаспорте.
Эстер была крайне недовольна. Она пыталась убедить мужа, что самому ехать в Россию не нужно, и достаточно послать приглашение и деньги через многочисленные представительства КОПЕ. Но Эфраим был уже большим мальчиком и настоял на своем.
– Это моя мать, обьяснял он Эстер. У нее, кроме меня, больше никого нет. Она пожертвовала для меня всем. Она посвятила мне свою жизнь. Да и тебе она помогла. Напоминаю, она разрешила мне на тебе жениться, и даже дала нам денег на свадьбу. Она приняла нас, когда мы в этом нуждались. Ей пришлось развестись с отчимом, который был против того, чтобы она нас содержала. Именно она уговорила деда дать нам денег на проезд в Америку и рекомендательное письмо к его армейскому другу. И теперь, после всего этого, ты мне говоришь, что я просто должен послать ей денег?? Тебе не стыдно, Эстер? Жена пристыжено молчала. Делай то, что считаешь нужным,- в конце концов сказала она. Фроим выправил себе американский загранпаспорт, запасся контактами Джойнта, который уже вовсю занимался вопросами беженцев с Российской империи и попрощался с женой. Единственное что ему оставалось сделать перед отъездом – это поговорить с детьми. Девочки были не против. Они вполне восприняли папину идею о том, что он прекрасный рыцарь и едет спасать бабушку от врагов. Против был его старший сын, Гарри. Он наслушался своей матери и пытался объяснить отцу, что никакого смысла в поездке в страшную Россию нет. Что бабушка прекрасно может приехать сама, и он абсолютно не готов оставаться в семье за старшего. Но Фроима было не остановить. Он попрощался с семьей и уехал.
Либа
Мальчик приехал. Она не могла в это поверить. Каждые пятнадцать минут ей хотелось его потрогать, пощупать и показать соседям. Но окружающая обстановка этому не способствовала. Достаточно скоро после его приезда они собрались, взяли с собой некоторое количество оставшихся в живых родственников и поехали в сторону польской границы.
На границе происходили какие-то невероятные вещи. Люди переходили границу пачками. А потом вдруг месяцами не переходили. А потом Эфраим пропал. А Либу с племянником арестовали. Она пыталась выяснить, куда делся ее сын, но никто не давал ответа на этот вопрос. Ей просто порекомендовали исчезнуть. Она не поняла, и по-прежнему пыталась выяснить, куда же делся ее сын. Тогда ее осудили на пять лет условно, и сообщили, что если она не покинет СССР в течение недели, это условно превратится в расстрел, который уже случился с дальним родственником ее первого мужа. И она уехала.
Что же случилось с Фроимом ?
К сожалению, мы не знаем точно что с ним случилось. Мы можем только предполагать как оно было на самом деле. Его мог убить любой залетный бандит, ведь при нем была крупная сумма денег и многие это знали. Его могли убить комунисты, при попытке дать взятку во время пограничного перехода. Его могли расстрелять все те же комунисты, только не во время пограничного перехода, а после ареста в тюрьме, и не напистать об этом, потому что целью убийства было в любом случае ограбление, а не какие-то мифические принципы. Например, он бы быть неопознаным третьим трупом в машине Джойнта, речь о которой пойдет ниже. Парень проехал все границы, решил все вопросы, провез мать через зону военных действий и сел не в ту машину. Просто сел не в ту машину. Такая судьба.
А что Либа?
Она так и не узнала, что на самом деле произошло с ее сыном. Пропустив эмиграцию в Америку, она была вынуждена уехать с родственниками первого мужа, в Аргентину. Шесть лет Эстер боролась за воссоединение со свекровью и таки победила эмиграционные власти. Вдвоем они подали иск против СССР, но ничего в своей тяжбе не добились. Эстер скончалась в 1939 году, а Либу внуки отправили в дом престарелых. В итоге Либа пережила всех. И мужа, и сына, и невестку. Но зачем??
Краткая справка о содержании дела для тех, кому сложно продираться через термины архивных протоколов.
Машина, в которой из Каменца в Проскуров ехало два американских делегата и еще мужчина, которого делегаты подобрали по дороге, в районе местечка Ярмолинцы была расстреляна тремя красноармейцами.
Американцы ехали по своим делам, и понятия не имели, что за пару часов до их поездки большевистский конный патруль случайно проник за линию фронта. Красноармейцы вообще не поняли где они оказались, но пользуясь случаем начли убивать поляков. Экспроприированное у убитых имущество они частично раздали местным крестьянам и ускакали назад, к своим позициям.
Далее я привожу дословно текст, касающийся этого расследования. Был ли случай подобного убийства единичен? Нет. не был.
ПРОСКУРОВСКИЙ ЕВОБЩЕСТКОМ
В РАЙОННЫЙ КОМИТЕТ У.Д.С. В КАМЕНЕЦ-ПОДОЛЬСКОМ
ОТЧЕт
От Комиссии для исследования убийства Американских делегатов проф. Исруля ФРИДЛЕНДЕРА и доктора Бернарда КАНТОРА, в составе Ехиля ЛИСОВОДЕРА и Матуса СИГАЛА:
По требованию Комитета мы, члены Комиссии, Ихиль ЛИСОВОДЕР и Матус СИГАЛ выехали 21 июля 1920 года на место происшествия ЯРМОЛИНЦЫ, Под. [Подольской губернии]. Остановившись в м. Дунаевцах, по дороге в Ярмолинцы, опрашивали людей, знают ли они о происшествии в Ярмолинцах, то указывали нам на Меер-Шлиома БИРМАНА:
При допросе его, БИРМАНА, он нам рассказал следующее:
В понедельник 19 Тамуза 5680 года, в 9 часов утра через дом БИРМАНА проехал автомобиль с Американским флагом по направлению на Ярмолинцы. Спустя некоторое время я, БИРМАН, поехал в Ярмолинцы на польском автомобиле с войсками. Приближаясь к Ярмолинцам, заметили бегущего человека, махающего руками, указывающего знак остановки. Приближаясь, человек рассказал, что он шофер Американского автомобиля, на котором следовала Американская миссия из Каменца в Проскуров.
Когда они приблизились к предместьям Ярмолинцам, то три солдата напали на автомобиль делегатов, несмотря на то, что они заявили себя американцами, а только я, шофер, успел удрать. Слыша это, автомобиль с войсками вернулся обратно в Дунаевцы, захватив с собою шофера. Последний пробыл в доме БИРМАНА целый день, и перед вечером все вместе отправились автомобилем в Каменец / Более подробно см. протокол №1/.
Прибывши в Ярмолинцы 22 Июля 1920 года, мы обращались к представителям Общины и Комитету У.Д.С., просили собрать смешанное собрание своих членов. Наша просьба была исполнена. На заседании мы передали собравшимся, для чего мы посланы сюда. Мы их просили принять участие в работе, помочь нам всесторонне исследовать и собрать материалы касательно убийства американских делегатов проф. Исруля ФРИДЛЕНДЕРА и доктора Бернарда КАНТОРА. Для этой цели заседание набрало 4 членов.
Приступлено к слушанию данных тех лиц, оказавшихся на месте убийства и заботившихся похоронами. Первое замечание собравшихся, удивляющихся разговором только об убийстве 2-х, в то время, когда найдено убитых и похоронено 3 человека, на что им ответили, что Каменецкий Комитет знает только 2-х делегатов, которые выехали из Каменца в Проскуров: проф. Исруля ФРИДЛЕНДЕРА и доктора Бернарда КАНТОРА. Кто есть 3-й убитый, установится во время следствия.
Член Общины Мендель ВАЙСМАН передает, что в понедельник, 19 Тамуза 5680 г. утром, чежду 10-12 часами, через местечко проехал большевистский патруль и скоро в местечке начали разноситься слухи, что на Каменецком шоссе, недалеко от волости лежат убитыми 3 еврея, они же американские делегаты. ВАЙСМАН и другой член ГРОЙСЕР пошли к месту происшествия. По дороге они встретили рабочих, упрекающих их, почему они ходят к убитым полякам, мало зла поляки нам сделали, они смерть точно заслужили. Так рабочие говорили, приближаясь к убитым. Но им показали, что убитые евреи, не поляки, тогда некоторые начали сожалеть. На месте преступления мы, Мендель ВАЙСМАН и Янкель ГРОЙСЕР заметили трех убитых: один смотрел лет 60-и, лежал с правой стороны шоссе вблизи дома Петра КАЗАКА, при трупе лежала верхняя челюсть искусственных зубов. Второй убитый молодой человек лет 20-30, лежащий с левой стороны шоссе, вблизи дома Ирины ЛЕС, при трупе собрали следующие бумаги: 1/ Пропуск, выданный 27 Июня 1920 года во Львове на время по 10 Июля 1920 г. и на имя Бернарда КАНТОРА. 2/ окровавленную часть банковского чека на имя последнего. 3/ расписка на 2 тысячи марок тоже на имя последнего. 3-й убитый человек средних лет, лежащий во дворе Степана БЕЗУШЕГО. Люди, стоявшие вокруг последнего убитого, опознали в нем члена Американских делегатов, проезжавшего несколько раз через Ярмолинцы.
Член Общины Аврум ФИНГЕРИТ рассказывает, что он и еще 2 члена Общины Шая ФЕРДМАН и Берко КЛЕЙМАН после получения разрешения Волостного старшины похоронить убитых, забрали на двух повозках убитых в местечко и доставили их в школу /Бес-Гамедриш/, где схоронили их Сруль МАЛИН и Нута ШЕЙНБЕРГ. На следующее утро, 20 Тамуза 5680 г. их похоронили на Ярмолинецком кладбище. При обряде, снято с убитого, найденного во дворе Степана БЕЗУШЕГО следующие вещи: 1/ Гурб от фуражки. 2/ кусок рубахи с меткой. 3/ золотую манжетную запонку с инициалами И.П., с одной стороны, а с другой стороны еврейский национальный герб. 4/ один погон мундира с буквами I.Д.О. от старшего убитого снято бандаж грыжевый правый.
По выслушании свидетелей мы показали собравшимся фотографические снимки 3-х человек американской делигации: Д-р Лев, пров. ФРИДЛЕНДЕР и КАЦ. Собравшиеся опознали в фотографии проф. ФРИДЛЕНДЕРА убитого, лежавшего во дворе БЕЗУШЕГО. Этим заседание закончено.
/Более подробно см. протокол №2/
На следующий день мы приступили к допросу людей, имеющих более или менее сведения о происшествии.
Крестьянин Степан БЕЗУЩУК рассказал, что когда утром стоял около усадьбы и смотрел на большевистский патруль, оказавшийся тогда на шоссе. Скоро патруль приказал зайти в дом, потому что приближался польский броневик. Исполняя требования, он зашел и закрыл двери. В тот момент он услыхал, что автомобиль остановился, и сейчас следовало несколько выстрелов. Через несколько минут, когда он открыл дверь, то увидел, что у него во дворе лежит убитый, и с обоих сторон шоссе тоже лежат 2 убитых. Красноармейцы стояли около убитых и снимали с них одежду и требовали соседей затянуть автомобиль на его двор, что было исполнено. Автомобиль стоял во дворе пару дней, пока поляки пришли и забрали его. Подписаться отказался.
Доктор РЫХЛО, Зав. Эпидемическим госпиталем, находящийся в волости, рассказывает, что в понедельник, 5 Июля 1920 года, около 10 часов утра пришли к нему в госпиталь первая группа конницы красноармейцев и искали поляков. Находя больного польского милиционера, потянули его во двор госпиталя и застрелили его. Они подозревали доктора РЫХЛО, что он поляк, но, благодаря соседям, утверждавшим, что он русский, его отпустили. После красноармейцы поехали в местечко , а доктор РЫХЛО остался в коридоре Госпиталя. Через короткое время он заметил, что по Каменецкому шоссе едет автомобиль. Один из пассажиров, сидевший с шофером, держал большой американский флаг. Проехав через госпиталь около 100 шагов к местечку, увидел, что автомобиль остановлен, и слышны несколько оружейных выстрелов. Крестьяне, пришедшие оттуда, сказали, что красноармейцы остановили автомобиль, приказали шоферу отойти в сторону и затем расстреляли пассажиров. Дети крестьян носили польские марки, что красноармейцы им роздали. /Более подробно протокол № 3/
Андрей КОЛБАСЮК, сосед места происшествия, передает, что в понедельник утром, в день убийства, его позвали в госпиталь, находящийся в волости. Скоро он туда отправился и нашел несколько конных красноармейцев, который придирались к доктору РЫХЛО, что он поляк. КОЛБАСЮК и еще крестьяне, стоявшие тогда, убедили красноармейцев, что доктор РЫХЛО, русский. Тогда они оставили госпиталь и отправились в местечко, а он, КОЛБАСЮК, пошел домой, становившись у ворот своего дома, находящегося при шоссе. Тогда с Каменецкой дороги подъехал автомобиль с пассажирами, которые были одеты как военные, прибыв против двора соседа Стефана БЕЗОЩУКА. Залпом красноармейцев, лежавших в канаве при шоссе, пассажиры соскочили и бежали. Тогда красноармейцы вышли на шоссе и стреляли на беженцев. Один пассажир пал застреленным около двора Петра КОЗАКА, другой около Ирины ЛЫС, третий, будучи нагнан красноармейцем, желая вбежать во двор Степана БЕЗОЩУКА, обратился к красноармейцу, схватив винтовку. Красноармеец вырвал винтовку и ударил его в сердце. Последнему еще удалось побежать несолько шагов во двор, но сейчас упал застреленным. Красноармеец подбежал к нему и порубил его шашкой. Шофер автомобиля по установлению его, сейчас убежал через двор КОЛБАСЮКА в город на право ближайшего леса. /Подробно см. протокол №4/
Ицко РЕЙЦЕР, рассказал, в тот день утром, стоя в местечке на шоссе и увидя, как приближаются первые большевистские верховики, приблизившись к нему спросили дорогу на вокзал, указав на дорогу они туда отправились. Через некоторое время они возвратились и спросили дорогу на Каменец. Так как там бежит польский автомобиль. Вскоре после их отъезда, услышались несколько выстрелов. Один верховик возвратился, везя с собой повозку и сейчас уехал на Каменецкую дорогу. Незадолго повозка возвратилась в местечко, нагруженная тюками. Тогд в местечке разнеслись слухи, что убита Американская еврейская делегация. /Подробн см. прот №7/
Фроим КОРИН рассказал: В этот день он стоял при усадьбе ПЕКА, где стоял командир красноармейцев. К нему прибежал верховой и сообщил, что на Каменецком шоссе остановлен автомобиль, где найдены 2 польских офицера и помещик и что они всех расстреляли. Командир спросил, испорчен ли автомобиль, на что он отвтил что нет. Через короткое время КОРИН заметил, что от Каменецкого шоссе въезжает в местечко повозка, нагруженная желтыми кожаными паклажами и др. тюками. К повозке подъехал тот же верховой и рассказал окружавшим красноармейцам, как остановили автомобиль и убил 2 поляков и помещика, причем заметил, что один убитый энергично защищался, схватив его оружие. Когда КОРИН услыхал, что убиты американские делегаты, сейчас же пошел к месту убийства. Тогда он узнал там убитого, попавшего во двор Степана БЕЗВОЩУКА, одного из американских делегатов, который несколько раз проезжал через Ярмолинец /подр протокол №6/
Дон АЙЗМАН рассказывает, что накануне убийства к его дому подъехал автомобиль с американским флагом, и один из пассажиров спрашивал, где живет Арон ПОЛОНЕР, к которому есть у них деньги. АЙЗМАН позвал его. До прихода ПОЛОНЕРА, некий Шая ФЕРДМАН обратился и спросил делегата: « Тов., на кого Вы нас оставляете, нас же всех убъют» Один из пассажиров, старший человек в цивильной одежде ответил: «Не тужите, за Вас стараются» На второй день, когда в городе распространился слух об убийстве делегатов, АЙЗМАН пошел к месту происшествия и опознал в одном из убитых того самого старшего человека, который накануне говорил с Шаей ФЕРДМАНОМ /подроб. Прот. №8/
Нам удалось достать подлинник,……………………………………. в котором достаточно описаны виды трупов перед похоронами /см. протокол № 10/, так как установлено, что красноармейцы сейчас же после убийства забрали с собой все тюки с документами, принадлежащие убитым и через ближайшие соседние селения и местечки возвратились к фронту. Мы поехали в м. Жаровку, так же мы послали людей в окружающие села, дабы как можно собрать документы и вещи. В результате мы нашли разные документы и вещи /см протокол № 9/
В понедельник, 11 Ава 5680 г, мы совершили молебен на кладбище. При гробах убитых, где все местечко приняло участие. Прибыв на кладбище, мы старались установить точность гробов каждого убитого, что еще не было вполне ясно. Опрашивали людей, участвовавших при похоронах товарищей. Хаим-Симха ЛИВШИЦ, 45 лет, Гершон ЭПШТЕЙН — 24 л., Шмуль БОНДАРЬ — 22 л., М. ГЕРШГОРЕН — 18 лет, Янкель ПХОР – погребальщик — 60 л., Айзик ФАЛЬБЕРГ — 24 л., Кельман ГЕЛЕР — кантор, 49 л. Затем, помолившись, вечная память, оплакивали убитых. Собравшиеся рыдали. Допущено к фотографии гробов ………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Должны дать по обстоятельству оную картину как убийство совершено, находим необходимым добавить, что к означенному времени фронт был около Деражни [Подольской губернии], приблизительно 60 верст от Ярмолинец. Проскуров и окрестные местечки были заняты польской и украинскими армиями. 5 Июля 1920 года в день несчастья, прорывом через фронт появилась при Ярмолинцах кавалерийская часть красноармейцев, которые наделали страшную панику в районе. Пробыв несколько часов в Ярмолинцах и окрестностях, когда совершено убийство, красноармейцы скоро исчезли. На второй день в Ярмолинцах и окрестностях опять показались польские войска, пробывшие еще несколько дней, до пятницы 9 Июля 1920 года, когда местечко Ярмолинец окончательно было занято красноармейцами.
