Много лет назад мне прислали мемуары чьей – то прабабушки. Они меня так потрясли, что когда я организовала курсы еврейских экскурсоводов, я эти мемуары рассылала в качестве учебного пособия. Живая история, что может быть интересней.
Много лет я про них не вспоминала, но начав писать архивные истории я решила, что моим читателям тоже будет интересно окунуться в мир воспоминаний одной американской старушки, рожденной где-то на задворках Российской империи.
Сага Руковых – Арлозоровых
Где то, в средине тридцатых, во время одного из наших знаменитых семейных обедов, мы сидели вокруг огромного стола. Мама и Папа во главе, двое сыновей, шесть дочерей с супругами и семнадцать внуков. Внезапно, одна из сестер начала кричать,- Смотрите, смотрите на этих двух людей, которые сидят во главе стола. Вспомните, с чего они начали!!! Все вокруг начинали смеяться и мы понимали, что мы не просто семья. Мы клан.
И сейчас, когда наша семья сократилась до пяти сестер, и я всего лишь следующая за старшей, я вынуждена начать писать воспоминания, потому что мои многочисленные племянницы и племянники этого требуют. Они требуют, чтобы я изложила свои воспоминания на бумаге, и позволила своей памяти унести меня настолько далеко, насколько это возможно. Я должна была сделать это раньше, вместе с моим маленьким братом Шаулем , который имел потрясающую память , никогда не забывал имен и лиц, и всегда помнил те места, куда ступала его нога. Но он умер, и теперь я должна сделать это сама. У меня хорошая память, и когда я была маленькой, бабушка с дедушкой жили с нами. Мой дедушка любил рассказывать мне истории своей семьи, потому что я была хорошим слушателем. Даже тогда его рассказы пахли историей России, я а люблю историю. И сейчас, когда я должна к ним вернуться, мне придется переложить его сказки на фактическую историю нашей семьи.
Мои бабушка с дедушкой Арлозоровы, мамины родители, как я уже сказала ранее, жили с нами.Никогда не было более прекрасной, милой и честной женщины, чем бабушка Цейтлин-Арлозоров. Но такими методами мне никогда не удастся рассказать историю нашей семьи нормально и я пожалуй начну с начала.
Бабушка была Сара Цейтлина, и она была замужем за Хасти Арлозоровым. Основная масса Цейтлиных занималась книгопечатным бизнесом. Некоторые были писателями, но основная масса содержала трактиры. Последние сто лет, привилегия владеть трактирами была у русского царя. Но евреи все еще могли трактирами управлять. Этим и занималась основная масса Цейтлиных. Сейчас, в Лос-Анжелесе есть книжный магазин Цейтлиных, и типография тоже. Но теперь вы знаете, какое у них было прошлое.
Арлозоровы всегда имели какое-то отношение к раввинам. Фамилия Арлозоров звучит очень по -русски.
В давние времена у евреев не было фамилий и они прозывались по имени предков – такой –то – сын такого –то . И мне кажется, что где то в 1790 какой то наш предок был министром финансов у Екатерины Великой, и в то время у нее был какой то любовник Арлозоров, и поэтому она дала такую фамилию нашему предку. В честь своего любовника.
Вся эта информация пришла ко мне от моего дедушки. Он говорил много раз, что сотни лет наша семья жила на территории Литвы. И тоже самое верно для Цейтлиных.
Как минимум трое из кузенов дедушки были раввинами. И я так понимаю, что они относились к хасидскому течению. Дедушкин папа арендовал огромный лес, которым владел царь. Россия – очень лесистая страна, в которой масса древесины. Отрывался дедушка от своего леса буквально на пару дней в году, для того, чтобы повидаться со своими детьми и женой Бейлой (в честь которой я названа) Говорили, что она была очень красива и была очень популярна в еврейской общине. Прадедушка писал ей чудесные письма и как-то, одно из его писем не было доставлено по адресу. Вместо прабабушки, оно попало в руки весьма нечистоплотного товарища, который открыл чужое письмо, и оно ему так понравилось, что он его зачитал в синагоге. И весь город погрузился в возбуждающую любовную переписку. Город назывался Сарай, и находился он в Сувалковском уезде. Масса людей является выходцами из этого уезда. Даже Вилард Оппенгейм.
Но вернемся к Бейле Арлозоров . Как вы уже поняли, основную массу времени она проводила один на один с детьми, и основную массу времени она уделяла своему старшему сыну, Хасти Арлозорову, моему дедушке. Это принесло проблемы в брак моего любимого предка – моей бабушки Сары Цейтлин. Мне было четыре с половиной года, и я помню ее милые манеры, и как аккуратно она расчесывала мою кудрявую голову. Честно говоря я не знаю никого, кто помнил бы что то из возраста четырех с половиной лет, а именно столько мне было, когда умерла бабушка, но я помню, как я качала люльку с Молли, и билась в истерике, а мама мне говорила, чтобы я успокоилась, а то испугаю ребенка. И унесла меня. Мама уже была беременна тогда, и пару месяцев спустя она родила Салли. Ее назвали Саррой, в честь бабушки. Лотти всегда говорила, что Салли безумно похожа на бабушку. Единственная в нашей семье брюнетка. Это был Бабушкин цвет волос.
Дедушка с бабушкой поженились около 1840 года. Царь Николай умер в 1855 и его сын Александр Второй занял трон. Царь Николай не разрешал евреям владеть собственностью, и не то чтобы Александр разрешил. Он просто закрыл глаза. И именно таким образом, прадедушка Арлозоров, тот, который муж Бейлы, обзавелся землей и лошадьми. И именно там жили дедушка и бабушка Цейтлин. Не знаю точно, сколько у них там было земли, но насколько я понимаю, они чувствовали себя там достаточно комфортно, а ведь с ними еще жило два дедушкиных брата с семьями.
Именно в этом окружении и родилась моя мама Хая в 1864 году. Три года спустя декрета 1861 года об освобождении рабов. Не то, чтобы это как то отобразилось на евреях, но им стало немного легче дышать, особенно это касалось евреев призывного возраста.
Раньше, местный раввин, каждый год должен был зачитывать указ о призыве какого то количества евреев на военную службу, и это всегда вызывало в местечке панику. На этом этапе я, пожалуй, должна буду кое- что пояснить из Российских законов.
Если в семье был только один сын – он от службы был освобождён. Это приводило к тому, что когда у пары рождался второй ребенок, она пыталась подобрать ему в качестве родителей другую, бездетную пару. И поэтому масса мальчиков жила под левыми именами. Проблема заключалась в том, что во времена Николая первого, еврейские мальчики служили по двадцать пять лет, в большинстве случаев. И в итоге, они переставали быть евреями и никогда не возвращались домой.
Дедушка Арлозоров был старшим сыном, то есть он не должен был идти в армию, и у него была возможность жениться. В итоге у него родилось двое сыновей, младший из которых был записан в бездетную семью, а потом родилась моя мама. Через некоторое время старшие дети умерли от дифтерии, мама осталась одна, а бабушка снова забеременела. У прабабушки было трое сыновей, но во время эпидемий они умирали. Только моя мама, каким то чудом постоянно выживала. В это же время, моя бабушка решила поиграть с Богом в игру. В их городе жила одна бедная семья, в которой ни один ребенок не умер во время эпидемий. И Бабушка с ними договорилась. Они взяли мою маму, которой тогда было около семи лет, на целый день. Ее приводили утром, с едой на весь день, и она оставалась в этой семье. Вот, возьми своего ребенка,- каждое утро говорила той женщине бабушка. И мама проводила целый день в той семье, помогая ей в работе по дому. И таким образом эта женщина выживала. А вечером бабушка приходила за мамой и говорила, – Одолжи мне своего ребенка на ночь. И забирала маму домой. Мои дети не умирают, – говорила ей в спину та женщина. И так продолжалось с маминых семи до двенадцати лет.
И здесь я снова должна сделать некоторое отступление. Эти люди были очень бедны. Муж этой женщины работал ловчиком. ОН работал на местного раввина, и в его обязанности входило ловить любого заезжего еврейского мальчика, и держать его у себя до тех пор, пока раввину не нужно было посылать мальчиков в армию. И не было ничего ужаснее для евреев, кроме этого периода. Даже погром был не так страшен. Этот вид деятельности был неплохим подспорьем для бедных людей. Они всегда могли продать пойманных детей богатым евреям, чтобы их дети не шли в армию, а вырученные деньги община тратила на разные нужды. В том числе и на содержание стариков. Однажды, мама услышала какое- то странное вытье на печи. Вы, конечно, не понимаете, что такое русская печь. Это огромное сооружение, доходящее до потолка. Оно такое огромное, что холодными зимами, вся семья залезть на печь и греться. Возвращаясь к моей маме, хочу сообщить, что она понятия не имела о профессии своих дневных родителей.
Но она догадалась, что происходит что-то не то. Дождавшись, пока та женщина покинет дом, она быстро вскочила на печь. Вы же помните скорость, с которой наша дорогая мама могла действовать в экстремальных ситуациях? Она залезла на печь, на которой она обнаружила весьма симпатичного молодого человека, хорошо одетого и с кляпом во рту. Он лежал связанный, и дожидался своей печальной участи быть отправленным в армию с благословления местного рабби. Мама не могла дождаться, пока наступил вечер и она смогла рассказать об увиденном своему отцу. Мой дед может и не был самым удачным в мире мужем, зато он был честным и благородным человеком. Он пришел в дом к этому ловчику и спросил его, сколько денег он хочет, для того, чтобы несчастный мальчик ушел домой. Но ловчик был профессионалом и поэтому отказал просителю. Единственное, что деду оставалось, это пойти в полицию. Это при том, что евреи никогда не имели с ней дела. Он думал, думал и в конце концов он кое-что придумал. Эти люди, которые схватили мальчика, имели дочь брачного возраста. Дед залез на печку и спросил мальчика, будет ли тот готов жениться на их дочери в обмен на свое освобождение. Собственно теперь вам нужно понять кое-что об этом самом мальчике. Он проживал в соседнем штетле и его родители были весьма богатыми людьми. Он ехал через наш город по каким то своим торговым делам, но поскольку его поездка как раз таки попала на период призыва в армию, ловчик был озабочен работой и захватил несчастного парня в плен. Выбора у юноши особо не было, и он был вынужден сказать деду имя своего отца. Дед нанял балагулу, приехал к отцу парня и обьяснил, что единственная опция для его сына не загреметь в армию, это жениться на дочери ловчика. И отец мальчика, естественно принял предложенный план. Все что угодно, только чтобы освободить сына. Ловчик особо никому не верил, но у него тоже не было выбора. В итоге через полтора года, его дочь приехала навестить семью с мужем и ребенком, сидя в своей собственной карете, запряжённой тройкой лошадей. Вот вам история от моей мамы.
Судя по дискуссиям, которые мне приходиться вести в Соединённых Штатах, никто не понимает до конца, как именно жили евреи в России. По общему мнению, жизнь их была безрадостна и протекала в крайней бедности. Я хочу вас разочаровать, и сообщить, что масса евреев жила достаточно богато, и иногда, они были богаты, как королевская семья. Естественно я говорю о тех временах, когда Россией руководил царь. Мы имели некоторых родственников, которые прекрасно жили в Дмитровке ( город, в котором родились все мои братья и сестры, включая меня) и которые имели все, включая слуг, повозки, прекрасную одежду и прочее. Если бы не пожары, в которых горели фабрики моего отца, мы бы чувствовали себя королями. В любом случае, у нас были прекрасные пару лет между пожарами. Но об этом я собираюсь рассказать вам позже .
Одна из причин, по которой дети умирали в 1860, была связана с отсутствием медицинской помощи. Вообще не было врачей. Только фельдшеры практиковали медицину. А для того, чтобы стать фельдшером, нужно было закончить короткие медицинские курсы. Богатые люди, если они заболевали, ездили в города к важным докторам. Когда трое сыновей моей бабушки умирали от дифтерии, или от скарлатины, фельдшер придумал новую фишку. Он сказал,- не давай им пить. После этого все трое умерли ночью. После этого мой дед взял на себя важную миссию. Каждую ночь он ходил и стучал во все двери, и говорил,- если твой ребенок хочет пит ь- дай ему пить, дай ему воды!! Мои умерли, они сгорели без воды. Дай им пить!!! Мама рассказывала, что один из них, пятилетний мальчик, все просил дать ему глоток воды. Он обещал за это исполнять все ее желания, когда ему станет лучше. Но маме запретили это делать. И она не дала.
Весь этот бред закончила милая бабушка Арлозоров, которая снова была беременна. Она боялась и дальше жить в этом городе, Сарае, и тогда она, и дедушка, пошли к реббе. Реббе согласился, что им нужно переехать. Но куда? Они с удовольствием бы переехали в большой город, типа Петербурга, или Москвы, но только первая гильдия могла туда переехать. Под этим я имею ввиду, что у тебя должна была быть большая кредитоспособность, или супер профессиональные способности, чтобы туда переехать. И поэтому рабби дал им совет,- возьмите балагулу, запакуйте в него все ваши бебехи, и едьте два раза по хай. Хай на иврите значит жизнь, а с другой стороны, это значит 18. В итоге, они должны были ехать 36 дней, и куда бы их ни занесло за эти дни, там они и должны были остановиться. Дед был остаточно мудр, чтобы путешествовать только по Украине и поэтому через 36 дней они остановились в Дмитровке, Черниговской губернии. Это был небольшой городок, с железнодорожной станцией. В середине 19 века Россия была весьма далека от железной дороги, но тем не менее. Это был очень населенный городок, потому что оригинально он был столицей Черниговской губернии. Позже столица была перенесена в Чернигов. Не смотря не это, город процветал. Достаточное количество русских дворян владели землей, на которых работало много крестьян, которые выращивали пшеницу, кукурузу и другие продукты, включая табак.
Здесь, в Дмитровке, Шаель и УНк родились. И по очереди, брат за братом, потянулись за дедом. Даже некоторые кузены. Один из них открыл банк, а второй мануфактурную лавку. Короче, город был полон Арлозоровых. А мы, Руковы, приехали из Украины. Хая, наша мама, вышла замуж за Гилеля Рыяка в 1886 году.
Про семью отца я знаю очень мало.
Папа родился в Прилуках. Это сорок миль от Дмитровки. Его отец умер, когда папе было 7 лет. Папа был предпоследним из семи детей. Имена его родителей были Иосель и Злата. И таким образом, наш старший брат, был назван в честь папы Рыяка и Лотти была названа в честь бабушки. Саул (Зейлик)был назван в четь папиного брата.
Наша бабушка с отцовской стороны Злата, осталась одна с семью детьми, и отдала папу и его младшую сестру своему богатому брату, который жил с женой в каком то другом городе. Папа не был счастлив в своем новом доме и в возрасте 9 лет прибежал в Одессу. Там он работал кем попало. На его удачу, он уже умел читать, и поэтому сам себя образовывал где мог. Он был весьма симпатичный, интеллигентный молодой человек, я слышала, как он описывал свои юные годы. В итоге именно его предложил шадхан моей маме, которая была единственной дочерью в семье . Помолвка произошла в тот раз, когда папа приехал на похороны своей матери, которая к этому времени успела еще раз выйти замуж. Каким образом наша фамилия поменялась на Рукофф, я понятия не имею. Но в любом случае я вполне довольна, что так случилось.
Дед и бабушка Арлозоровы, Шаель и Унк, которому было три года когда мама с папой поженились, жили все вместе в одном доме. Папа торговал пшеницей и другим зерном.
Папа не мог справиться с этим бизнесом. Папа не мог разбираться с покупкой, продажей и прочими вещами, которые надо сделать с зерном. В итоге он изобрел машину, которую приводили в движение лошади, и которая превращала овечью шерсть в ватин, грубые нити и еще что то, из чего в итоге получалась бумага. Он добился успеха в выделке кож, шерсти животных и тому подобное. Перед тем как я родилась, мы арендовали дом, который раньше принадлежал губернатору. Я отлично помню огромные стены, которые окружали дом. Перед домом росли фрукты и ягоды, на заднем дворе росли овощи. Сам дом стоял ровно посредине, окруженный высокими стенами. Там была одна большая комната, по краям которой располагались лавки. Смысл их существования был следующим. В те времена, когда этот дом принадлежал губернатору, к нему с визитом приезжали разные люди. В городе не было гостиницы, и поэтому они спали на этих лавках. Кстати, лавки легко превращались в неплохие кровати. Папа придумал отличную вещь. Когда к нему приходили владельцы овец, они были вынуждены ждать несколько дней и ночей, пока с их животными что-нибудь сделают. И в итоге они жили на этих самых лавках.
Папина машина работала с помощью двух лошадей, которые ходили посменно. Каждые три часа этих лошадей надо было менять, чтобы они не падали в обморок. Они ходили и ходили по кругу, и я помню, как водила по кругу этих лошадей, пока сама не падала в обморок. Через очень короткое время, после того как папа встал на ноги, и бизнес пошел, нашу фабрику подожгли.
Собственно, в отличие от всех других евреев, которые жили около станции и вдоль железнодорожных путей, мы жили за пределами города и были очень зависимыми от подобных вещей. Мы были вынуждены жить недалеко от фабрики. Когда рабочие заканчивали смену, они выходили на улицу, курили, и бросали бычки куда попало. Тогда не было никакой пожарной команды. Борьба с огнем зависела от количества ведер с водой, которые приносили люди, но я не припомню ни одного пожара, в котором все не сгорело бы дотла.
Именно после первого пожара моя дорогая бабушка Сара умерла. Но жизнь продолжалась, папа построил новую фабрику. Потом он подумал, что пора бы переехать в другой город, который он неплохо знал. Город этот назывался Середняя Буда. Мы же пока оставались в Дмитровке. Мама была беременна Бесси, а папа решил нас навестить, зная, что должен родиться ребенок. Не успел папа сойти с поезда, как кто-то уже сообщил ему, что мама родила девочку. Это была уже третья девочка с тех пор, как родился Саул, и папа был слегка расстроен. Но Джой и я не знали о том, что папу уже предупредили, и наткнувшись на него по дороге в школу, мы не захотели говорить ему о девочке, зная, что он будет расстроен. В итоге папа не выдержал и сам спросил, почему мы не сообщаем ему о том, что ребенок уже родился. И мы сказали – потому что это девочка. Он пытался побить нас своей палкой, но не достал. Мы отобрали у него палку и с гордостью несли ее перед собой. Папа достаточно быстро закончил проект в Буде и вернулся в Дмитровку.
Я хочу вернуться немного назад и рассказать про Шаеля и Унка. Шаель был прекрасный бизнесмен и очень помогал семье. Унк был весьма развитым юношей , поэтому его отдали учиниться и папа очень гордился им. Еще в детстве парень удивлял преподавателя хедера, и поэтому, когда он подрос, папа отправил Унка в Прилуки. В городе была отличная Ешива. Но Унк хотел все в этом мире знать, и поэтому на каком то этапе, когда ему исполнилось 16 лет, он забрал свои документы из Ешивы и перевелся в Русскую гимназию. Причем папе он об этом не сообщил, и когда приехал домой на каникулы, делал вид, что все еще учиться в Ешиве. Правда открылась, когда папа в очередной раз захотел его навестить и пришел в Ешиву. Там ему сообщили, что Унк уже два года обучается в гимназии. И он продолжил там обучаться вплоть до своего отъезда в США в 1905 году, через год после того, как мы сами туда приехали. Унк был призван в армию, но вместо службы он перебежал русско-немецкую границу, а пограничники стреляли ему в спину. Он выжил, оказался в Германии без копейки денег, телеграфировал нам в Новый Лондон и сообщил, что у него нет денег. И тогда мама заложила наш самовар и прекрасное платье, которое она только закончила шить и отослала ему деньги. Надеюсь не надо вам говорить, что ни самовар, ни платье к нам не вернулись.
Но я снова вынуждена вернуться в своих воспоминаниях назад, и мы все еще в 1902 году и все еще в России. В этот год папа построил свою третью фабрику. Опять все те же люди начали приносить нам шерсть, и снова мы были вынуждены переехать с элегантного дома в избушку, которая находилась рядом с фабрикой. Здесь я должна заметить, что только некоторые евреи из нашего города купили противопожарную страховку. Многие боялись, что русские обвинят их в том, что они делают намеренные поджоги. Папа всегда чувствовал, что русские готовы кинуть его с семьей в огонь. И поэтому было отлично, что в итоге он страховку не купил.
В 1903 родилась Рути, прекрасный ребенок, и мы опять собрались вместе. Дедушка умер в 1902 году. Шаель женился и съехал от нас. Джои ходил в прилукскую Ешиву. Папа сказал, что если эта фабрика сгорит так же, как предыдущие, он уедет в США. Мама, как обычно, сопротивлялась. Папа всегда хотел уехать, а она его всегда останавливала.
Лотти и я ходили в очень прогрессивную частную школу, которой руководили дочки двух самых богатых евреев нашего города. Минна Илинична и Михля Ноевна. Они были милые, хорошо образованные молодые дамы не брали деньги со всех подряд. Только с тех, кто мог заплатить.
Вам, должно быть, не приходит в голову мысль, что в России не было бесплатных школ для евреев. Русское правительство предоставляло детям крестьян школы только в холодный период. Потому что в теплое время года эти дети должны были помогать своим родителям. Саул ходил в хедер. Он уходил рано утром и возвращался в шесть вечера. Кстати, здесь я хочу рассказать о симпатичном маленьком происшествии. Город Дмитровка, как я уже говорила раньше, был весьма преуспевающим. Там был только один мужчина, по имени Наях, который был попрошайкой, потому что он был ленивым и бедным. Весь город давал ему деньги. С тех пор как Саул себя помнил, он слышал про этого Наяха, и понятие не имел, что это имя. Он думал, что Наях значит попрошайка. Мама каждый день давала Саулю еду в хедер. В один прекрасный день он пришел со школы голодным, и при условии, что он обычно был не самый лучший едок, мама это тут же заметила, и поинтересовалась, что же такого случилось, что ее мальчик так оголодал. И Сауль рассказал, что утром перед ланчем ему попался на глаза Наях, который попрошайничал, и он дал ему половину своей еды. А потом, когда он уже было собрался есть, пришел еще один Наях, и мальчику пришлось отдать ему вторую половину. Это случилось, потому что какой-то другой нищий, в поисках подаяния проходил через наш город.
Наш маленький дом и фабрика в этот период времени находились за городом, прямо между крестьянских домов , впрочем некоторое количество крупных землевладельцев тоже жило по близости. Пока папа раздумывал о переезде в США из-за чувства опасности, на Россию напали Японцы. Это произошло 6 февраля 1904 года. Русские называли японцев обезьянами, но это не помогало им воевать. И в 1904 году в России была ужасная ситуация абсолютно для всех. Кроме проблем, связанных с войной, зима 1904 была одной из самых холодных за последние сто лет. Армия не могла снабдить своих солдат теплой униформой. В итоге все и вся буквально сходили с ума. Страну лихорадило. 11 февраля, в час ночи, мы с мамой проснулись от того, что наш дом и фабрика горели в огне. Мама поручила мне разбудить всех детей и схватила Рути. Я начала с Лотти, всем сказала просыпаться и прыгать в окно. Но Бесси была двухлетним младенцем, и тут же заснула опять. Джои не было дома, он был в Прилуках. Снег доходил мне до колен. Он был очень глубоким. Дети были зарыты в него по шею, а ведь мы высочили из дома только в ночнушках. Отбежав от горящего дома как можно дальше, мама пересчитала детей по головам и сразу поняла, что одного не хватает. Она даже не знала точно кого. Она просто понимала, что кто-то остался в доме, который теперь был больше похож на факел. Папа кинулся назад в дом, мама пыталась его задержать, но только кусок папиной ночнушки остался у нее в руке. Папа же, проскочив сквозь пламя, громко звал Бесси, которая продолжала спать. Несмотря на то, что девочка не отзывалась, папа ее нашел, и выскочил обратно на улицу с ней на руках. Она была полностью просмоленная и легкие ее были полны дыма, нам всем пришлось растирать ее снегом, чтобы она начала нормально дышать. Все это происходило между часом и двумя ночи. Вокруг стояла гробовая тишина, и был слышен только треск нашего горящего дома. Мы, в конце концов ,вернули Бесси к жизни, но повредили ей один глаз. В Америке ее пришлось оперировать по этому поводу.
В итоге на улицу выскочил один из наших соседей крестьян, и сказал,- быстро бегите ко мне в дом, я вас спрячу. Потому что когда другие проснуться и увидят, что случилось, они могут вас убить. И он прятал нас девятерых, маму, папу и 7 детей. Три дня прятал. Смысл был в том, что мы не несли ответственности за наш пожар, так как у нас не было страховки. Этот крестьянин сам пошел в город, и предупредил наших родственников, что мы живы. Они передали нам одежду и еду, так что все эти три дня мы были в полном порядке.
Урядник, или иначе главный в нашем городе, был из крещеных евреев и поэтому он вошел в наше положение. В свое время он женился на дочери нашего главного землевладельца и переехал в наш город. Естественно его все время сопровождала масса слухов. Он вел себя весьма индифферентно по отношению к евреям. Никогда не улыбался, если видел их на улице. Но благодаря этой маске, он решал массу еврейских вопросов. В это время в России был закон, по которому каждый еврей у которого был пожар, безотносительно того, был ли он застрахован или потерял ли он все имущество во время пожара, глава семьи, муж, должен быть отсидеть три дня в тюрьме. За это время папа Должен был доказать, что ему было абсолютно невыгодно себя поджигать, и что наоборот, он потерял все, что имел во время этого пожара. В первый день, когда папа пошел в суд, он вернулся домой вечером,потому что этот урядник организовал какого то мужика, который все три дня спал в тюрьме вместо папы. Суд закончился и возник вопрос, что же делать дальше. Мы, конечно, сняли весьма милый дом, но папа каждый день давил на маму, чтобы уехать в США, как только мы получим визы и соберем деньги. Здесь нам тоже помог урядник, Джои в тот момент было около 16 лет, и он был весьма близок к призывному возрасту. Поэтому могли возникнуть некоторые затруднения в получении им визы. Этот выкрест умудрился сделать нам визы за один день, и как только папа собрал деньги, мы начали готовиться к отъезду из нашей прекрасной Дмитровки. Я люблю ее до сих пор.
Перед тем как перейти к описанию нашего путешествия в США, я хочу рассказать еще пару вещей о жизни в нашем городе, потому что мне кажется, что он был похож на сотню других маленьких российских городов.
Александр Второй, освободил рабов в 1861 году, но это была весьма формальная свобода. Он не дал им землю, и в итоге «мужики» так и остались рабами. Дети и жены «мужиков» все лето работали в поле, и только таким образом они могли выжить. И подобной работы им еле хватало, для того, чтобы выжить. «Мужик» и его семья могли оставить феодала и землю, которую они арендовали, но сначала им надо было рассчитаться с долгами. А этого никогда не случалось.
Дети должны были иметь зимнюю одежду для того, чтобы полгода в холодный сезон посещать школу, а «мужик» должен был платить аренду. И он никогда не мог выплатить своему хозяину все до конца. Когда эти люди были рабами, они никогда не продавались, как здешние, или, по крайней мере, семьи не разбивались. Единственное их отличие от настоящих рабов заключалось в том, что они могли все-таки покинуть землю, если выплачивали долги. «Мужик» мог покинуть родные места, только если был молод. Но даже в этом случае это не происходило часто.
Даже после того, как их освободили, и их поместье продали, они не уходили, а оставались работать на нового хозяина. Они постоянно работали в полях, а для себя могли оставлять только небольшую часть урожая. Пшеницу низкого сорта. Они никогда не могли позволить себе белый хлеб. Я всегда чувствовала жалость по отношению к этим детям, и поила их чаем каждую пятницу после обеда. Наш повар, давал мне краюху белой булки, и я лепила из этой булки разных маленьких животных, посыпала их сахаром и корицей и запекала. Так же из бумаги, которую производил мой отец, я делала салфетки, и дарила их эти детям, когда они приходили в наш сад и развлекались. Перед моим отъездом, мы все сидели и плакали, и я обещала послать за ними и привезти их в Америку.
Одна из крестьянских семей жила очень близко к нашему дому. И каждый раз, когда мама рожала девочку, крестьянка рожала мальчика. Но она очень хотела девочку. Наконец она родила себе девочку, и была очень счастлива. Когда ребенку был год, в наши края пришла эпидемия дифтерии и скарлатины. Когда начинались эпидемии, мы закрывались в доме и никогда из него не выходили. Даже в самые последние месяцы. Я сидела около окна и наблюдала за похоронами. В среднем в день случалось от двух до четырех похорон.
Похороны возглавлял православный священник, который держал массивную украшенную икону перед собой.
К сожалению, маленькая девочка нашей соседки заразилась и умерла. Эта крестьянская женщина очень любила нашу маму и поэтому она подсунула нам под дверь записку с просьбой дать ей какое-нибудь красивое платье, чтобы похоронить свою девочку. Мама выбрала очень красивое платье, положила его в корзинку и перекинула той женщине через наш высокий забор. Это забавно, что я до сих пор помню момент, когда мама делала это, а та женщина, проходя мимо наших окон, показала свою дочь, одетую в наше платьице, и благодарила и благословляла нашу маму, она стояла на коленях и крестилась, эпизодически целуя икону, которую держала в руках. Вот так крестьяне любили своих детей.
И еще я хочу вам рассказать об одном случае, в который трудно поверить, что он мог случиться, но он таки на самом деле был. В то время, когда мы снимали дом губернатора, у нас было много полей, фруктовые деревья перед домом и огород за домом. Мне было около шести лет, и я любила сладкую кукурузу. И так, каждое утро, я просыпалась рано утром, просила повара приготовить мне кукурузу, которую я предварительно сорвала в поле. Я просила повара не рассказывать про это маме, и это и был мой завтрак. Однажды утром, я залезла на кукурузное поле в поисках початка, (в России, к слову, очень высокая кукуруза, потому что в Украине лучшая в мире почва), и услышала ужасный вопль. Я испугалась и начала двигаться очень тихо, прячась за стеблями кукурузы, за которыми я увидела мужчину с огромным железным прутом, который избивал этим прутом другого человека. Я не сдвинулась с места, так как боялась, что человек услышит хруст листьев, и была вынуждена смотреть до тех пор, пока мужчина не закончит свою работу. В конце концов, он наступил ногой на живот мертвеца, чтобы убедиться, что тот мертв. Затем я украдкой поспешила домой, и так как нам никогда не позволялось будить папу, я съела мой кукурузный завтрак и прокралась обратно в постель. Когда услышала, что папа встал, я прибежала к нему и рассказала, что увидела. Папа мне не поверил, и я повела его на место преступления. Оба, и мертвец, и убийца исчезли, но огромная лужа крови доказывала мою правоту. Разумеется, еврей никогда не ходил в русскую полицию и папа боялся рассказать им то, что я увидела. Жизнь продолжалась так, как будто никого не убили, она была настолько дешева, что было абсолютно неважно кто ты, убийца или убитый.
Кроме этого случая был у меня еще опыт. Я была очень подвижным ребенком, если находилась среди крестьян, так как любила их песни и танцы. Во время зимних месяцев, когда не было никакой работы в поле, женщины пряли ткань и шили из нее одежду. В 1903 году, перед Песахом, мама, повар и все другие еврейские женщины города с их поварами, собирались вокруг огромной печи. Они все вместе делали мацу для всего города, так как в Дмитровке не было отдельного завода по производству мацы. Джой был в Прилуцкой ешиве, Лотти была в школе, а я была дома с младшими детьми, и Наталкой. Русской девочкой нянькой. В это самое время, к нам домой завалилась группа из 10 человек: молодые, старые, среднего возраста – с пустыми мешками, так как они пришли к нашем дому просить еды. Они сказали мне, что они сербы, которые сбежали из Сербии, так как их король Обренович и их королева Драга, были убиты и выкинуты ночью из дворцового окна династией Карагеоргевичей (последним царственным домом в Югославии). Новая династия была принята многими сербами, так как король Обринович практически продал Сербию Австрии, а тех, кто поддерживал династию Обриновичей, начали убивать направо и налево и они, те – кто смог убежать.
Наш повар приготовил ужин прошлой ночью, чтобы, когда все вернуться домой после производства мацы, можно было и поужинать. Поэтому я пригласила этих сербов за стол, и заставила Наталку открыть печь и принести ужин. Они были ужасно грязными, босоногими, с истекающими кровью ногами, а так же очень голодными. Наталка отказалась открывать печь и нести еду, мотивируя это тем, что мама накажет за подобное поведение именно ее. Но я настояла. И эти люди насладились отличным ужином. Затем, я набила их сумки едой, всей, которую смогла найти в доме, а так же отдала им последнюю головку сахара.
Наталка продолжала плакать, и я внезапно осознала, что когда вся семья, из 10-12 человек придет на ужин, будет нечего подать. В городе не было ресторанов, не было консервов. В страхе я побежала в сад и спряталась за самыми высокими растениями.
Когда народ вернулся домой, и увидел, что еды нет, Беллы нет, Наталка плачет и рассказывает маме, что произошло, они бросились меня искать. Все подумали, что это были обычные цыгане, которые часто проходили через наши города, и они подумали, что цыгане меня украли.
И только когда стемнело, я испугалась еще больше и вернулась в дом. По возвращению, я обнаружила, что полсемьи ищет меня по окрестностям. После того, как я рассказала маме, кто были эти люди, она не позволила меня наказать. И сказала, что я выполнила мицву. Я не знаю, что они в итоге ели, я лично пошла спать. Это то, что я помню.
Второго июня 1904 года семейство Руковых переехало в США и часть, которая имела отношение к их переезду, мне не прислали. А жаль.
